И детство было трудовое, и старость пришла нелёгкая

«Детства-то у меня, считай, что не было»
Родился он в январе 1931 года в семье колхозников Ивана Петровича и Анны Ивановны Галкиных. Семья была большая, из 11 детей выжило 8, по старшинству он был вторым. Когда началась война, ему было 10 лет, учился в 3 классе, а детей было он да две сестры. Отца сразу забрали на войну. Жить стало очень тяжело. Письма от отца приходили редко – малограмотным он был. Всего 2 класса закончил. Читать и писать мог, а больше и не надо было. Мать вообще в школе не училась. Письма ей сестра читала, и писала тоже она.
4 класс он не закончил. Весной 1942-го колхозное начальство заставило работать. Дали лошадь, борону – и иди, борони. Вокруг деревни земля была плодородная, но тяжёлая. Сеяли все зерновые – овёс, пшеницу, ячмень, озимую рожь. Когда немного повзрослел, то стали переводить на другие работы – конные жатки, пахоту, дрова готовить. Одним словом, какой наряд дадут, туда и шёл.

«Работали даже не по силам»
И таких ребят было много, кто взрослел, возделывая твёрдую, ненавистную глину. Всех разделили на бригады, летом в поле, зимой готовили дрова, возили сено. Холодно, голодно, но деваться было некуда. В 6 утра все уже должны быть на работе и работали до 10-11 вечера. Спали недолго, но крепко. И так, каждый день, без выходных.
В деревне оставались только ребятня, женщины и старики. Кто ещё мог или был мало-мальски грамотным, были бригадирами и председателями. Приходили раненые с войны и тоже впрягались в работу, не сидели, помогали. Работали все на равных, в том числе и бригадиры. Никто от работы не прятался. Просто знали: надо. На улице даже дети почти не бегали, а, может, просто тогда он этого не замечал – с утра до вечера в поле был.
Было такое, что умирали от такой работы, да и больше-то от голода. Еда была очень скудной. Колхоз за месяц давал какие-то зернообработки килограмма 4. Разве это хватало?! Ели всё что могли. Больше травой питались. Весны очень ждали все.
«В огороде картошка была, да и та немного. Верхушки срезали на семена, а серединку мы ели. Хватало своей картошки не надолго. Просили у мамки ту, которые на семена собирали, она ругалась, не давала. Ведь это означало, что на следующий год не будет ничего. Терпели. Вместо хлеба были лепёшки. Твёрдые. Из перемолотого клевера, соломы, опила. Смешивали всё и пекли. А мололи тоже вручную, самодельными мельницами – жерновами. По весне гнилую картошку с полей собирали, сушили, мололи, добавляли в лепёшки – было вкусней. Легче было только летом, когда во время работы находили грибы и ягоды. Приносили домой, сушили или сразу варили и ели. А иногда с голоду съедали прямо в поле. Самые вкусные были пиканы и пистики. Сейчас вот суп из крапивы и щавеля варят, а почему мы тогда не варили, не знаю. Видимо, без добавлений всяких невкусно было или не догадывались, что так можно. А ещё помню, что если найдутся у кого-то коровьи или какие-то шкуры, чистили их и варили. Много тогда от голода умирали, а как мы выжили, не знаю. Мамка всех прокормила. Старшую сестру мамка по знакомству устроила в сельский совет полы мыть, мы с ней – в поле, младшую оставляли дома одну или со старшей.
Одежда тоже плохая была. Из колхоза давали вязанку льна – 10 кг. Женщины перерабатывали его, ткали, шили. И ведь всё это ночью делали. Днём-то некогда, работать надо было. Обувь наша – лапти. Нам сначала дед их плёл, потом я сам научился бересту обрабатывать и плести. Хорошо хоть дрова колхоз выделял. Давали лошадь, а в лес уже сами ездили.
С 14 лет погнали зимой в лес работать. Рубили лес, лошадьми таскали. Мужчин почти не было. Работали подростки и женщины.
Отец пришёл с войны раненый, контуженный, всю войну прошёл. Тоже везде работал. А в последние года мельником был. Как в деревню идти, под горой на речке мельница стояла, вот там он и работал. Умер в 1960 году. Тогда уже и жизнь другая была».

«Служили в армии тогда долго…»
Когда подошёл срок, в армию ушёл. Службу он проходил в пограничных войсках на Дальнем Востоке в Приморском крае, в/о Городеково. На границе с Китаем.
«Трудолюбивый этот Китай. Смотришь в бинокль на их сторону, а они мешками землю на сопки таскают и цветы сажают. Красиво потом становится. Но и тут мне не повезло. Когда нашу заставу сократили, перекинули кого куда. Меня в Свердловскую область на зоны, под Нижним Тагилом недалеко от Билимбайки ещё полтора года прошли…».

«Механика тяжело давалась, выручила практика»
«Из армии вернулся в 1953 году. И – в МТС на работу, она открывалась тогда. Послали на механика учиться в Юсьву. Учился тяжело, сильно тяжело, но практика долгая была, всё, что надо дала, научила. В Имасах 2 года на комбайне, на тракторе, на «Белоруси», на гусеничном. И пахали, и сеяли, и убирали. В войну бы такую технику! Все механизмы знаю. Всегда был передовиком.
После МТС переименовали в РТС, а потом РТС разорился. В Красном Яре открылся лесопункт Сёйвинского ЛПХ и я туда пошёл. Переехали вместе с семьёй в 1967 году, к тому времени уже детей пятеро своих было: Ваня, Тамара, Миша, Саша, Коля, ему год был. Жена продавцом работала. Потом ещё Семёна родили. В лесной промышленности я ещё 25 лет отработал. Дети выучились, выросли, разъехались. Живут в Гайнах, Красном Яре, Перми, Миша в Калининграде. Здесь, в деревне Коля с семьёй, они и помогают».

«Воды у меня нет, и печка дымит…»
Мы разговаривали в небольшой горнице его небольшого дома. Поделён пополам русской печкой. За печкой слева хозяйская часть – кухня. Всё на месте в горенке: и божница, и даже вышивки жены на стенах. Чисто в доме. Только копоть на стенах немного.

Объяснил Семён Иванович, что печка русская дымит сильно, топит её только в сильные морозы, а так от буржуйки греется, она недалеко от кровати стоит, а отдыхает сейчас он часто. И с какой-то тоской он глянул в окно на огород, залитый солнцем.
- Ну, а как поживаешь сейчас дед? – громко спросила я его, он плохо слышит.
- А как? Всё также. Нет радости. Печка дымит. Ветераном считают, а даже воды в дом подвести не могут. Водопровод в деревне есть. Воды у меня нет, – с какой-то тяжёлой грустью ответил он. – Приезжают из Гайн работники социальные, а толку? Помогает Коля да внуки. Племянники из Перми из дома бы выгоняют, 6 судов было. Огород отгородили уже и всё судятся. А дом ведь родительский. Мама одна жила, разве кто помогал сильно? У сестры дом забрали и запустили всё и огород тоже. И меня теперь выгоняют. Документов на дом нет. Меня после первого же суда парализовало. Все озлобились. Разве для этого мы жили, работали? По закону отвели мне место под окнами, тихонько копаюсь, грядки сын сделал, сажу лук на зелень, да картошку с ведёрко. В прошлом году ведро посадил, четыре выкопал.
- А за здоровьем кто смотрит? – снова обращаюсь к нему. – Ты же, дед, ветеран, в госпитале был хоть раз?
- Нет, не был. Приезжает врач молоденькая из Сергеевского. Назначения делает. Уколы, таблетки. Вот и легче становится. А пожить ещё хочется. Ко мне правнуки уже прибегают, душа радуется. Всю жизнь живу ради кого-то.
На том и закончили беседу с дедом, на дорогу обнялись. Пока сестёр и братовей его считали, выяснилось, что мы родственники. Когда шла обратно на развилку до Иванчино, всё думала, неужели совсем совести нет у родных. Друг у друга готовы рвать под носом, наплевать на старость. А зачем молодым в Перми старые дома в Иванчино? Ведь ничего своего не вложено. Даже капли пота ни на одном огороде не пролито. Наживы только ради? Не зря дед умолчал о многом. Душа болит. А высказать ни сил, ни желания. Простой труженик, который и сейчас без землицы жить не может, привык через силу работать. И ведь картошка, но своя!
А мне понравилось, что надел он свой парадный пиджак с медалями – мне показать. 5 юбилейных медалей на нём в честь Победы, но одна самая первая и дорогая – за доблестный труд, награждён ею в 1970 году в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина. И совсем новая медаль есть, вручается детям войны. Есть на нём и георгиевская ленточка. Надевает пиджак Семён Иванович по особым случаям. Скоро снова 9 Мая – День Великой Победы. И он снова наденет свой пиджак. Ведь это дорогой для него праздник. Он тоже приближал этот день.

* * *

Позднее мы переговорили с Раисой Васильевной Галкиной, женой сына Николая. Она рассказала, что если бы они не помогали, то деду бы совсем тяжело пришлось. И по судам тоже она помогает ходить. Дошла до Уполномоченного по правам человека П.В. Микова. Родственники то прекращают судиться и хотят мировой, потом снова открывают производство. Делают всё тайком. Печку они с мужем отремонтируют отцу. Дом построили рядом со старым, но из-за этих судов отец не переходит в него, живёт в старом. А вот воду пусть бы власти провели, тем более и до Дома культуры, может, уже бы довели.